Уроки вокала

С третьего курса теоретикам вдруг ввели предмет вокала.

Эта новость облетела коридоры музучилища и потрясла всех нас.

- Мы что, в самом деле будем учиться петь?

- А у нас получится?

- Это же голос надо иметь...

Собственно, каждый студент отделения теории музыки в состоянии чисто намурлыкать мелодию, но чтобы петь  оперные арии?

- Зайдите за расписанием в вокальный класс, вашим преподавателем будет Гойфман Татьяна Ивановна.

Гойфман?! Та самая Гойфман... Она еще и поет?

                                                                  ***

Это случилось, когда мы приступили к учебе на первом курсе.

Однажды, еще сидя на лекции по истории музыки, мы услышали доносящееся из коридора Адажио Альбинони. Что там такое?

Выйдя после урока из кабинета, мы сразу поняли, при чем тут траурная музыка: посреди фойе стоял цинковый гроб, украшенный цветами. Вокруг  толпились студенты, педагоги , а на возвышении сидели музыканты-струнники из местного симфонического оркестра и квартетом играли всю медленную классику подряд.

Лицо покойного выглядело бледным и одутловатым, и я не сразу опознала руководителя училищного оркестра народных инструментов. Собственно, я и видела-то его близко всего один раз: в библиотеке, когда его, как пацана, отчитывала суровая библотекарша за задержку нот и грозилась отлучить от пользования библиотекой на месяц. Тощая, смуглая, с вечной сигаретой в зубах, она олицетворяла собой неограниченную власть над всей музыкальной информацией – над книгами, нотами и клавирами, и не существовало для ее авторитета, которого она не могла бы репрессировать за просрочку нот. Невысокий очкастый учитель по фамилии Гойфман,  с венчиком кудрей вокруг большой лысины, неловко переминался с ноги на ногу, и в тот момент трудно было представить его во главе оркестра с палочкой в руке.

А еще труднее – в гробу.

                                         ***

А сейчас эта библиотекарша все пыталась поймать за руку пятилетнего мальчишку, который весело бегал вокруг гроба.

- Гришка, Гришка, иди сюда, - звала она ребенка, чтобы увести к себе, в библиотеку.

- Это его сын, - вполголоса сказала одна учительница другой.
В этот момент  печальную мелодию перекрыл душераздирающий вой – в музучилище вошла пожилая пара, и старушка с порога бросилась ко гробу с причитаниями.

- А вот и родители, с  Украины только что прилетели, - комментировали стоящие рядом.

- Значит, на родину повезут...
- А от чего он умер?
- Сердце...

- А жена-то где?

- В роддоме, как раз рожает. Похоже, ничего не знает.

- Вокалистка она, тоже здесь работает. И как она будет одна, с двумя детьми! Ох, Господи...

- Да уж, учительская зарплата  – кот наплакал...

«Безысходность сплошная», - подумала я.

Я никак не могла забыть эту панихиду и историю про бедную женщину-вокалистку с двумя детишками.

                                                                      ***

И теперь та самая Гойфман будет вести у меня вокал!

Когда я подходила к вокальному классу, воображение мое успело нарисовать худенькую печальную вдову с тихим голосом. Менее всего я рассчитывала увидеть рослую эффектную блондинку со смеющимся взглядом и прокуренным басом. Она была ярко и модно одета.

«Это и есть Гойфман? не может быть», - не поверила я.

Ее уроки вокала преобразили все наше музыкальное мышление.

- Это ты не поешь, а напеваешь!  Поди не  у костра, - низко ворчала Татьяна Ивановна, вальяжно растекаясь по креслу. – А ну, работай, дыши, пой!

Вокалистки редко обладают мощным вербальным интеллектом. Певице всегда проще показать, чем объяснить. Татьяна Ивановна вставала с кресла и сама пропевала фразу. Да как! Вместо хриплого баса, которым она разговаривала, - о чудо! - звучало великолепное колоратурное сопрано. У нее было два голоса – один для разговора, другой для пения.

Удивительно, но Татьяна Ивановна  умела из каждой из нас вытянуть певческий  голос и заставить его звучать, как удивительный инструмент. Мы сами не верили себе, однако после распевки на уроке под ее чутким руководством наши хлипкие теоретические организмы выдавали нетипично сильные звуки, вполне темброво окрашенные.

- У тебя легкое сопрано, - поставила Татьяна Ивановна диагноз Светке, - а у тебя крепкое сопрано, - это уже мне.

Почему-то она не признавала общеупотребительных  терминов  «меццо-сопрано», «контральто». У нее была собственная классификация голосов.

И мы всем курсом словно заболели пением - оперной классикой, эстрадой, фольклором. Мы брали в библиотеке оперные клавиры  и распевали все  подряд прямо с листа. На уроках сольфеджио мы часто ставили сцены  из опер Верди, Чайковского, Бизе, а также трио и квартеты. И конечно, мы разучивали романсы и арии, за женщин и за мужчин, в этом случае перенося мелодию в высокий регистр. 

Все полюбили Татьяну Ивановну, женственную, позитивную, жизнерадостную. Складывалось впечатление, что у нее весьма благополучная судьба, и при общении не чувствовалось никаких следов и признаков страшного горя, постигшего семью два года назад.

Как же ей это удалось?

                                                             ***

А вышло все примерно так.

После смерти мужа несчастная вдова с двумя малолетними детьми попала, прямо скажем, в стесненные денежные обстоятельства. От нужды она даже решила распродать всю домашнюю библиотеку, для чего разместила в газете объявление. 

И вот по объявлению к ней пожаловал один почтенный книголюб. Татьяна Ивановна пригласила интересного мужчину войти, предоставила книжные полки на изучение, затем усадила пить чай с пирожками и вареньем.

Дело кончилось тем, что вскоре этот мужчина, любитель хороших  книг,  сделал ей предложение руки и сердца.

В музыкальном кругу нашего провинциального городка, сугубо дамском, все были неприятно поражены. Музыкальные школы и училища сплошь переполнены незамужними женщинами, одна лучше другой. Такие красотки пропадают, познакомиться с положительным мужчиной никак не могут, текучка заедает. Где бы найти мужика – самая популярная и самая больная тема в этих кругах. 
А тут – представьте себе, второй раз замуж вышла, да еще с двумя детьми, да еще не выходя из дома!

Ко Самуи

2560