Консерватория, газета, католическая киностудия, агентство недвижимости, дайвинг, тропический остров, суд, Сибирь. Может, в консерватории что-то подправить?

Это все у нас с мужем на двоих. Мы поступили в консерваторию в одной стране, когда "музыковед" - это звучало гордо, а закончили ее в другой - когда трудно было придумать более бесполезное образование. И все-таки мы ни о чем не жалеем - было весело:))

пятница, 30 марта 2012 г.

Про "кулек"

Встречу курса решили провести в нашем доме, благо полно места.
Сибирская осень нынче выдалась теплая: несмотря на то, что в календаре значился конец октября, мы запросто организовали шашлыки во дворе и развели костер. Было пасмурно, безветренно, душевно и по-осеннему немного грустно. Деревья стояли голые, в углу двора прыгала собака на привязи.
Почти все собравшиеся были с одного и того же курса теоретико-композитерского факультета консерватории, который двадцать лет покинул Alma mater. Кто-то пронес через все годы верность музыковедению, - например, Ира и Наташа преподают теоретические дисциплины по разным музыкальным заведениям, Галя увлеченно изучает фольклор сверных народов, прервавшись ненадолго для рождения сына, а другая Света из Хабаровска как раз сейчас приехала в Новосибирск на защиту своей докторской диссертации.
Но кое-кто ушел из музыки вообще - в частности, я, а также мой муж Саша, в нынешней жизни дайвинг-инструктор в Таиланде (что не мешает мне время от времени давать уроки игры на фортепиано, а Саше возить по всему свету за собой японское пианино).
В нашей музыковедческой компании было и два композитора - веселый горластый Андрей, самый исполняемый в Новосибирске, автор мюзиклов и даже опер, - и молчаливый флегматичный Георгий.

...Георгий во все времена выглядел серьезно и строго. Впервые я услышала о нем от моей землячки Иры, - мы вместе учились в томском музучилище, правда, на разных курсах, а позже встретились в новосибирской консерватории. Ира - это невероятно начитанная зеленоглазая красотка, несколько манерная и жеманная. Она заочно представила мне Георгия как своего жениха, - не друга, не ухажора, а именно жениха, с которым они "помолвлены". Правда, они не могут сейчас пожениться, заметила она, потому что тот только что перенес пневмонию.
Болезнь добавила образу жениха "интересную бледность". Этих двоих я часто видела - то в общаге, то в консерватории, и они везде выразительно молчали, глядя при этом не друг на друга, а перед собой, застенчиво и строго. Высокие отношения!
Курсе на пятом Ира вышла замуж, но, к моему удивлению, не за Георгия, а за некоего Михаила, который жил в породистом, с высоченными потолками, доме в самом центре Новосибирска. Трудно было представить, сколько могла стоить квартира таком престижном доме, и судя повсему, Ира сделала хорошую партию. Правда, сам дом был старый, сантехника прогнившая, а свекровь склочная.  Та решила, что всю эту бодягу Ира затеяла с Михаилом исключительно ради квартиры, и не успокоилась, пока их не развела, Правда, это произошло не так скоро, как ей бы хотелось.
А что Георгий? На свадьбе ни один мускул не дрогнул на его правильном лице. Мы даже не поняли, насколько его расстроил уход невесты к другому.
Однако мы знали, что после окончания консы работать он устроился в то же заведение, что и Ира, - а именно в культурно-просветительное училище, в простонародье "кулек".
Говорят, в "кульке" был невероятно деспотичный и амбициозный директор, и за такое слово он мог выгнать ученика или даже сотрудника. Поэтому на всякий случай народ держал язык за зубами.
Кроме того, директор всячески пытался преодолеть пренебрежительное отношение со стороны общественного мнения к "кульку", - мол, там готовят массовиков-затейников для самодеятельных кружков в сельских клубах, типа два прихлопа, три притопа (что было чистейшей правдой).
Во-первых, "кулек" переименовался в "колледж", и иностранное слово внешне облагородило образ; во-вторых, культпросвет-военщина втихушку разрабатывала агрессивную операцию по захвату и присоединению к "кульку" музыкального колледжа и театрального училища.
Интересно, что эффектная Ира слыла ярым патриотом своего нового места работы, где быстро сделала карьеру: вскоре она уже была завучем по учебной работе и фавориткой директора (в пристойном смысле этого слова). Георгий же до поры до времени тихонько преподавал теорию музыки за копейки и помалкивал с величественным видом.

- ...Как ты? Где ты? - бросились мы к нему - тот немного опоздал.
- Пишешь? - обратился к нему Андрей, как художник к художнику.
- Нет, ничего больше не пишу, - махнул рукой Георгий.
- А чем занимаешься?
- Бизнесом - у меня издательство свое, с супругой открыли, - ответил Георгий, и все наперебой зацитировали Жванецкого - "может, в консерватории чего подправить?"
- Сто лет не видели тебя: ты куда-то совсем исчез после консы!
- А вот мы с Георгием встречались, - возразила я. - Знаете, об этой встрече  просто обязана рассказать...

...Слух о том, что всех будут "сливать" в один "кулек" - и музыкантов, и театралов, - превратился в мрачную реальность.
Интеллигенция Новосибирска была возмущена: как можно уважаемые учебные заведения высокого уровня, крепкого профессионализма и многолетних творческих традиций бросить в подчинение полуобразованным, бескультурным карьеристам! Кто-то, помню, обратился за помощью ко мне - я тогда работала в газете "Семь дней в Новосибирске". Да я и сама по себе была в шоке: что за безответственные эксперименты! Ломать - не строить.
И я написала статью.
Собственно, это была всего лишь небольшая заметка, согласно формату маленького еженедельника (у нас не ценились многословие, философские рассуждения и длинные подходы к теме). Небольшая, но злая. А запретное слово "кулек" стояло в заглавии: типа "Слить всех в один "кулек".
Говорят, многие газеты разместили материалы в знак протеста, но, похоже, на меня обиделись больше всех - то ли из-за названия, то ли из-за издевательски маленького размера статьи...
На следующий день пошли звонки: сначала в трубку кричал директор, затем его заместитель потребовал опровержения. Кончилось тем, что редакторша Валя, раздосадованная скандалом, который спровоцировала я, отправила меня в "кулек".
- Зачем? - сопротивлялась я.
- Они хотят с тобой поговорить, они настаивают, чтобы ты к ним приехала.
- Зачем? Что писать-то?
- Там видно будет. Пусть Андрей с тобой поедет - на всякий случай. Обидела людей - изволь отвечать, - Валя прикинула, что те выпустят на меня свои пары, и инцидент будет исчерпан.

Лчень любезно встретил меня у входа заместитель директора, - пожилой, скользкий, безликий, в бликующих очках. "Партийный" - было написано у него на лбу большими буквами.
- Что вы от меня хотели? - попыталась я с ходу взять быка за рога.
- Да вы не торопитесь, - и он крепко взял меня под локоток. - Пойдемте, я покажу вам наши кабинеты, а то вы, кажется, не в курсе, чему мы учим, - и он поволок меня вверх по лестнице.
- Тут у нас художники, тут у нас танцзал, а вот спортзал, - он зачем-то открывал передо мной все новые и новые двери.
Я все пыталась выяснить цель приглашения, но тот мягко уходил от темы, время от времени поглядывая на часы.
Как вдруг экскурсия резко прекратилась: дядька уверенно повел меня на первый этаж, резко распахнул одну из дверей и довольно грубо втолкнул меня вовнутрь помещения... Время заговаривать зубы прошло...
Это был большой кабинет директора. Во главе длинного стола восседал сам директор, огромный мужлан в белом костюме, а на остальных стульях - весь педсостав, человек сто. Я заметила Иру - та сидела ко мне спиной, высоко подняв голову, время от времени поворачивая ее в анфас, якобы в мою сторону, демонстрируя оскорбленное выражение лица.
Посреди кабинета стоял низенький стульчик.
- Присаживайтесь, - скомандовал мне директор. - Все мы хотим с вами поговорить.
- Ну нет уж, - решительно сказала я. - Это какая-то подстава, и я не буду в этом участвовать, - я было повернулась, чтобы уйти. - Это судилище какое-то, мы так не договаривались!
- Ну почему вы не желаете даже с нами разговаривать? - понеслось со всех сторон. - Мы вот все собрались... Это не судилище, мы просто...
- Уходи быстро, - сквозь зубы пробормотал фотограф Андрей, мужик опытный и тертый. - Не надо тут оставаться... 
Но в какой-то момент мне показалось, что они имеют право на ответ, - и села...
Андрей с нескрываемым раздражением щелкнул в "рыбий глаз" панораму этого сборища, - маленькая такая я в стане "врагов", - и покинул кабинет, хлопнув дверью.
И началось разбирательство.
Все наперебой принялись меня стыдить и увещевать, каждый в меру своей испорченности.
Пианист, по совместительству работающий в нашей консерватории, называл меня по фамилии и каждый вопрос свой заканчивал отрывистой командой "отвечайте!" Его я попросту игнорировала.
Зато пожилые тетеньки со старомодными прическами давили на жалость:
- Да вы не представляете, в каких условиях наши девочки в деревнях... Кровати без матрасов... Да это подвиг! Практика по полгода! Кто сейчас готов поехать в деревню!
- И они полгода спят без матрасов? - искренне удивилась я.
- Опять она комикует! - разозлился пианист.
Повернувшись в полоборота, Ира вставила свое веское слово в общий осуждающий хор.
Я заметила, что перед каждым лежат какие-то листочки, и все то и дело в них погрядывают.
"Шпаргалки, что ли?" - заинтересовалась я.
Оказалось, это распечатки моей заметки.

Вдруг открылась дверь, и вошел Георгий.
Строго окинул взором пространство, присел на крайний стул и углубился в ксерокопию, которую ему немедленно подсунули.
Страсти накалялись, и я больше не делала попыток возражать, не в силах перекричать этот разнобой поставленных в русской народной манере женских голосов. Игорь осуждающе наблюдал за течением событий.
"И ты, Брут", - с сожалением подумала я.
- А все-таки чего вы от меня все хотите? - улучила я момент.
И тут воцарилась генеральная пауза. А потом все заговорили разом:
- Так вы напишите про нас в своей газете! Что у нас хорошее учебное заведение!
- Ну, если не будете присоединять музыкальное и театральное училище, то напишу, - примиряюще ответила я.
- И еще - вы назвали нас "кульком"...
- Больше не буду, - тоненько запищала я и замотала головой.
- Опять она... - зашипел пианист.
- Так мы созвонимся, - сказал директор и встал, давая всем понять, что концерт окончен.

Ира демонстративно процокала мимо меня. Я с трудом поднялась. Вдруг почувствовала, что силы мои на исходе, и что я сейчас упаду.
- Привет! - радостно сказал Георгий, поджидавший меня у двери. - Как дела?
Я внимательно посмотрела на него:
- Что значит - как дела? Издеваешься, что ли?
Георгий обалдело вытаращился.
- Ты что, ничего не понял? Ты же присутствовал  здесь!
Георгий крепко задумался. Потом вдруг хлопнул себя по лбу:
- Так это ты статью написала?!
Я остановилась:
- Там же фотография моя!
До парня медленно доходило:
- Так вот оно что... А я вообще-то сейчас в отпуске. Мне позвонили домой, сказали, будет собрание, явка обязательна. Там, говорят, такое! Прихожу, смотрю - ты сидишь, какие-то бумажки раздают. Что к чему...

- ..."Я, говорит, так и не понял, что случилось"... - закончила я свой рассказ под общий хохот.
- ...Странно, что я тоже написала тогда статью, но никакой реакции не было, - удивилась Анна, теперешний редактор той самой газеты. - Такое впечатление, что ее не заметили.
- А главное, что колледжи так и не слили, - подытожила я. - Так что все было не зря.

понедельник, 30 января 2012 г.

Верхнее "до"

                                    
       "Хор ..., основанный в 1937 году, тем не менее довольно бодро спел "Реквием" Верди. Правда, по некоторым параметрам произношения согласных все это сильно напоминало ветеранскую самодеятельность..."
Из ежемесячного музыкального обзора за декабрь 1996 года в газете "Семь дней в Новосибирске"





       Страшное западло это бурчание в животе. Правильно сказал Гришковец: вроде бы ты тут не при чем, а неудобно.
       Однажды от газеты "Семь дней в Новосибирске" меня отправили на концерт одного московского хора, где я подвизалась кем-то вроде музыкального критика.


       Знаменитый некогда хор на данный момент состоял из нарумяненных старушек и лысых либо седых дедушек. Профессионализм, конечно, не пропьешь, и бэушные хоровики уверенно вели свои партии, разве что тремоляции было больше, чем прилично.
       Но вот выступил на авансцену престарелый тенор и вроде бы славно грянул свое трагическое соло на латыни, как вдруг - то ли от волнения, то ли от старости, -  совершенно скандально сорвался на верхнем "до"...
       Залу показалось, что красный, как рак, солист сейчас скончается от стыда прямо на сцене, так и не отпев самого себя. Общий ужас безмолвно повис в воздухе на генеральной паузе... И тут...
       И тут мой желудок вдруг издал звук... да еще fortissimo, да еще какой! Это было то самое невзятое верхнее "до"!!!
       Зрители в диаметре вокруг меня  - добрых ползала! - зарыдали от хохота, кто-то беззвучно зааплодировал, а мой муж, пожав мне руку, прошептал:
       - Не знал, что ты так умеешь. Прям горжусь!
       Зато я не знала, куда деваться, и  краснотой лица успешно соперничала с оскандалившимся солистом.
       Но в своем обзоре я, естественно, об этом эпизоде умолчала.





       Новосибирск 1999